Мул прошипел:
– Кончена ваша игра, Ченнис! Вся ваша игра кончена – всех, кто был Второй Академией! Был! Был!
Чего ради вы сидели тут и ждали все это время и играли в бирюльки с Притчером, когда давным-давно могли прикончить его, забрать его бластер, пальцем не пошевелив? Вы ждали меня, не так ли? Ждали меня, чтобы встретиться в ситуации, которая бы не вызвала у меня подозрений?
Сплоховали, Ченнис! Никаких подозрений и не надо было вызывать. Я прекрасно вас знал, Ченнис из Второй Академии!
И чего же вы ждете сейчас? Вы по-прежнему отчаянно пытаетесь меня заговорить, как будто сам звук вашего очаровательного голоса должен приковать меня к полу. Говорить-то вы говорите, но что-то в вашем сознании ждет и ждет. Но никто не придет. Никто из тех, кого вы ждете. Никто из ваших. Вы здесь один, Ченнис, и вы здесь останетесь. А знаете почему?
Потому что ваша Вторая Академия просчиталась со мной от начала до конца! Я рано раскусил их планы. Они думали, что я поплетусь следом за вами и предстану перед ними на блюдечке с голубой каемочкой – вот он я, ешьте! Вы были приманкой – приманкой для несчастного, глупенького мутанта – такого глупенького, что он с радостью бы отправился за вами в такую очевидную ловушку. И вы думаете, я попался?
Просто поразительно, как им в голову не пришло, что я ни за какие коврижки не отправлюсь сюда без своего флота, против одного-единственного корабля которого они абсолютно беспомощны! Неужели они думали, что я тут с ними буду мирные переговоры вести?
Мои корабли двенадцать часов назад атаковали Конзвездию. Конзвездия лежит в руинах, ее города стерты с лица земли! И никакого сопротивления. Вторая Академия больше не существует, Ченнис, а я – странный, уродливый, хилый мутант – правитель, властелин Галактики!
Ченнис только слабо мотал головой.
– Нет… Нет…
– Да! Да! – передразнил его Мул. – И вы – последний из оставшихся в живых, но ненадолго.
Наступила короткая мучительная пауза, и Ченнис чуть было не застонал от дикой боли, сковавшей его сознание.
Мул немного отступил назад и пробормотал:
– Еще не все. Вы пока не выдержали испытания. Ваше отчаяние притворно. Ваш страх – это не тот смертельный ужас, которым сопровождается крушение идеалов. Пока что это только ваш собственный, жалкий, мелкий страх за собственную жизнь.
Хилая рука Мула схватила Ченниса за горло – не сильно, но Ченнис не мог освободиться.
– Вы – моя страховка, Ченнис. Вы – мой гид и телохранитель, моя защита от всех возможных просчетов.
Глаза Мула пронизывали его насквозь – требовательно, безжалостно.
– Ну что, правильно я рассчитал, Ченнис? Перехитрил ваших умников из Второй Академии? Конзвездия разрушена, Ченнис, разрушена до основания, так почему же ваше отчаяние притворно? Где правда? Мне нужна правда! Неужели я не докопался до истины? Есть еще опасность? Говорите, Ченнис! Что я сделал не так?
Ченнис почувствовал, что сейчас заговорит, заговорит против своей воли. Он пытался сжать зубы, чтобы слова не вырвались у него изо рта, прикусил язык, напряг мышцы гортани.
Но слова вырывались наружу, как выдох, разрывая глотку, царапая язык, обжигая губы.
– Правда… – хрипел он. – Правда…
– Да, правда, мне нужна правда! Что еще не сделано?
– Селдон основал Вторую Академию здесь. Здесь, как я и говорил. Я не лгал… Психологи прибыли сюда, чтобы держать под контролем местное население.
А Мул копал и копал все глубже почву эмоционального состояния противника, грубо разрывая его.
– Население Конзвездии! Я разрушил ее. Вы знаете, чего я хочу. Говорите!
– Не Конзвездия… Я сказал, что люди из Второй Академии – не те, кто здесь пользуется властью. Конзвездия – это… обман.
Слова вырывались против воли измученного Ченниса:
– Россем… Россем?! Россем – вот мир…
Мул ослабил хватку, и Ченнис часто задышал, обливаясь потом.
– И вы собирались меня обмануть? – мягко спросил Мул.
– Вы и были обмануты, – в последней попытке защититься прохрипел Ченнис.
– Но только не вами и не вашими пособниками. Я держу связь с моим флотом. После Конзвездии настанет очередь Россема. Но сначала…
Ченнис ощутил, как вокруг него смыкается непроницаемая тьма, он инстинктивно поднял ладони к измученным глазам, но закрыться от мрака не смог. Тьма наваливалась на него, и он чувствовал, как погружается в нее, как тонет в ней его безнадежно истерзанное сознание. Перед глазами был только один образ – образ торжествующего Мула – смеющегося уродца, и его длинный, мерзкий, трясущийся от злорадного смеха нос.
Звуки исчезли. Темнота ласково обняла его.
Но ее объятия неожиданно дрогнули от чего-то, что показалось Ченнису вспышкой молнии, и он медленно вернулся на землю. Глаза его вновь обрели зрение, но он видел все сквозь пелену слез.
Голова невыносимо болела. Он с невероятным, нечеловеческим усилием поднес ко лбу налитую свинцом руку. Кажется, он жив. Мягко, как перышки, кружившиеся в воздухе, его мысли вернулись к нему и улеглись в сознании. Он чувствовал, как на него откуда-то извне нисходит покой. Медленно, мучительно он повернул голову и с острейшей болью почувствовал, что может расслабиться.
Потому что дверь была распахнута настежь и порог переступил Первый Оратор. Ченнису хотелось говорить, кричать, предупредить его, но язык его словно прирос к небу, и он понял, что невидимая рука Мула все еще держит его и не дает ему говорить.
Голова его беспомощно упала на грудь. Мул был рядом. Он был взбешен, глаза его метали молнии. Он уже не смеялся, но зубы его были обнажены в страшной усмешке.